Прыйшлi з вайны мы на твае руiны

В этот промежуток времени после разрушительной войны город представлял собой сплошные руины. 80 % жилого фонда было уничтожено, в городе оставалось чуть больше 40 тысяч жителей, трудно было найти свою улицу, дом. После немецкой оккупации в центре города неразрушенными остались всего семьдесят зданий. Каждая улица и каждый дом были буквально напичканы взрывчаткой. Впоследствии минеры обезвредят около трех тысяч авиабомб, трехсот фугасов, тысячу мин. 

Израненный город лежал в пепелищах. Только отдельными островками высились уцелевшие здания. Даже обсуждался вопрос, стоит ли разгребать горы развалин, чтобы восстанавливать город на прежнем месте или же его проще возвести на новом месте.

Вот как описал это поэт Александр Твардовский, вошедший в Минск вместе с Красной армией.

"Дымится крошево щебёнки,

Торчит стена с пустым окном.

И от воронки до воронки -

Трава, сожжённая живьём.

Железной гари едкий запах,

Горелых трупов древний чад.

В пыли, багровых дымах запад...

Здесь немцы были день назад…"
 

Больно сжималось сердце, когда жители, возвращаясь домой, видели ужас и масштаб разрушений. В Национальном художественном музее Республики Беларусь хранятся картины художников: Валентина Волкова, Николая Дучица, Мая Данцига, Анатолия Тычины, Абрама Кроля, Виталия Цвирко, Михаила Филипповича, изображающие Минск в первые послевоенные годы. Это не просто картины, а свидетельства бесчеловечности войны. 

Нужны были огромные средства, чтобы восстановить город. Многое решил краткий визит в Минск Сталина, который 15 июля 1945 года направлялся на спецпоезде на Потсдамскую конференцию. Этому эпизоду посвящена картина Федора Модорова «Сталин на руинах Минска» 1950-х годов. Из воспоминаний Председателя Верховного совета БССР Пантелеймона Пономаренко: «Сталин, Молотов и Берия вышли из вагона и проследовали из конца в конец длинного перрона, рассматривая по дороге развалины города. “Разрушения в Белоруссии превосходят все представления. Это можно понять и оценить, только увидев”, – произнес впечатленный увиденным Сталин». 

В Роттердаме есть памятник «Разрушенный город» витебчанина Осипа Цадкина – «крик отвращения от нечеловеческой жестокости палача». Минск более достоин такого памятника. Ведь постепенно старшее поколение уносит с собой память об этом почти сюрреалистическом зрелище: мертвый город без птиц, почти без людей и автомобилей. Вскоре из Москвы были выделены огромные средства на восстановление Минска и город превратился в огромную стройку, изменялся буквально на глазах. 

Несколько минских художников, минчан запечатлели этот период его существования, который продолжался около десяти лет. Их картины – своеобразный документ, обвинение войне и фашизму. Первыми начали изображать Минск художники, оставшиеся в оккупированном городе, – Николай Дучиц, Анатолий Тычина, Валентин Волков, Михаил Станюта. Фотографировать и писать город в 1944 году без согласования с властями было строго запрещено, на это требовалось разрешение и обоснование – боялись диверсантов, оставшихся в тылу немцев, многие дома были заминированы, на крышах лежали невзорвавшиеся фугасные бомбы. 

Радость победы была настолько сильна что и в этих руинах художники смогли увидеть не только трагизм, но особенную живописность. Они документально запечатлели «пейзаж после битвы». Каждый писал тот уголок города, где жил, который знал и любил как место, где прошла его юность. Этюды Николая Дучица, написанные на старой Немиге, безусловно, предназначались для памяти, для себя, возможно, для будущей картины. Это дань любви к искалеченному городу. Полуразрушенные дома пронизаны теплым солнечным светом, они уже безопасны, из них уже не стреляют в упор, они стали свободны от мин и неразорвавшихся снарядов.  

Валентин Волков с 1944 года много внимания в своих работах уделяет центру города у Кафедрального собора – несколько десятков этюдов послужили для создания монументального полотна «Минск. 3 июля 1944 года», заказанного ему для фойе Дома правительства. Этот же мотив – «Руины на площади Ленина» и «Площадь Свободы» (1945) изображает и Виталий Цвирко, вернувшийся в 1944 году из эвакуации в Самарканде. Анатолий Тычина в знаменитой линогравюре показывает надписи на разрушенной стене, на которой уцелевшие жители, обращаясь к родным, писали, где они находятся. Так на стене полуразрушенного здания у Кафедрального собора – надпись детским почерком: «Мама, мы живы. Ищи нас у бабушки. Жорик». Это 1946 год. Стены городских домов города стали адресной книгой… Абрам Кроль изображает изувеченное дерево – тополь, росший у сгоревшего дома Янки Купалы у берегов Свислочи. 

Эпиграфом к этой особой теме может служить картина Мая Данцига «Минск. Весна. 1944». Она написана мастером в 1974 году по впечатлениям от увиденного. Данциги вернулись в Минск из эвакуации осенью 1944 года, их дом уцелел, сохранился даже рисунок отца на стене! Но вокруг был ужас разрушения, дыхание смерти, новости о близких и знакомых, погибших в гетто. Город взирал на вернувшихся пустыми глазницами окон, полуразвалившимися брандмауэрами стен. На этом символическом огненном пейзаже вздыбленной земли, ощетинившейся арматурой, кирпичом и бетоном, Данциг изобразил только одного одиноко бредущего человека. Этой картине предшествовала другая, написанная с натуры по наброскам 1944 года, – «Минск. Пепелище Немиги. Здесь было гетто» 1955. Она осталась собственностью семьи художника. 

Но более всего в коллекции музея этюдов окраинных уголков деревянного Минска, которые кажутся теплыми очагами человеческого жилья на фоне дальних руин. Они солнечные, оптимистичные, пронизанные верой в скорое возрождение города. 

Минчане сразу взялись за восстановление белорусской столицы, все работали на субботниках по разбору завалов, и уже через 5 лет город поднялся несколькими новыми проспектами и улицами. Подвиг послевоенного возрождения города – следующая особая страница белорусского советского искусства. 

Надежда Усова – ведущий научный сотрудник Национального художественного музея Республики Беларусь