В мастерские не вернулись... Абрам Жоров

Абрам Ильич Жоров родился 15 июня 1910 года в Могилёве в многодетной семье шорника и портнихи (у Жоровых было 4 сыновей). Скульптурой заинтересовался подростком в мастерской соседа – скульптора Петра Гавриловича Яцины, у которого бюсты и надмогильные мраморные памятники стояли просто во дворе. Яцина, видя заинтересованность парня, посоветовал юноше поступать в Витебский художественный техникум, где как раз открылся факультет скульптуры. В техникум поступил в 16 лет, в 1926 году, но «творческие данные его развернулись позднее», – писал о нем его учитель, известный скульптор-академист Михаил Керзин. Несмотря на материальные тяготы (подрабатывал грузчиком в магазине, писал портреты с натуры) учился с увлечением. В годы учебы он обращал на себя внимание живым художественным темпераментом, быстрым впитыванием технических приёмов, композиционными замыслами классных эскизов. Участвовал во всех студенческих выставках техникума, входил в молодежное объединение Ассоциации художников революции. Жоров относится к тем белорусским скульпторам, которые уже «выдвинулись» до войны и имели за собой ряд работ, составляющих фонд белорусской скульптуры. В 1937 году к выставке «БССР за 20 лет» он сделал скульптуры «Плотогона» и «Кочегара» (не сохранились).

Абрам Жоров был не только талантлив, но и по-голливудски красив, голубоглаз, обаятелен, общителен, играл на гитаре, пел, словом, был романтическим героем своего времени. Все товарищи и педагоги отмечали его неугомонность, страсть к перемене мест, любовь к полету. Да и сам он свою фамилию Жоров переводил как «Жораў» – журавль, почитаемую в Беларуси птицу с боевым характером.

«Беспокойная, непоседливая натура его в ранней юности не давала ему покоя», – пишет о нем учитель, скульптор Керзин. 

В 1929 году Абрам был призван в армию из техникума, за год до того, как закрылся факультет скульптуры и его учитель переехал в Минск. В 1930-е годы Жоров приехал в Минск и начал творчески работать. Но до этого  переменил массу всевозможных профессий: служил лётчиком  первой авиабригады  в Гатчине,  поселившись у старшего брата, работал начальником милиции в Ленинграде, был даже учителем в селе в горной Абхазии, художником-оформителем в Могилевском краеведческом музее, но никогда тем не менее не забывал о скульптуре. В Могилеве он сделал несколько произведений, одно из которых, «Штурм Зимнего», выставил в витрине музея, вызвав ажиотаж посетителей. Попадание бомбы в здание музея в начале войны уничтожило все его экспонаты, в том числе и работы Жорова. Во время службы в Ленинграде через своего земляка-  могилевчанина поэта и переводчика Павла Кобзаревского он познакомился и нарисовал графические портреты поэтов круга Никола Гумилева – Николая Тихонова, Николая Брауна, самого Кобзаревского.

«Я всю жизнь пытался научить делать хорошо то, к чему сам только стремился. Около меня прошло очень много желавших стать скульпторами, но учеников моих было очень мало, не наберешь, пожалуй, и десятка…», – писал Керзин вдове Алексея Глебова. 

Жоров мог, безусловно, считать себя учеником Керзина. 

В 1935 году Жоров женился на Фаине Плоткиной, студентке Могилевского медтехникума, в следующем году родилась дочь Светлана. Семья несколько лет жила в разлуке, Жоров работал в Минске, помогая бригаде скульпторов Дома правительства, а жена с дочерью остались в Могилеве.

Воссоединись они только в 1941 году в мае, а в июне началась война. Жоров сумел договориться с соседом-милиционером, который вывез жену и дочь из города, и они добрались до Пензы. Сам он на велосипеде доехал до Могилева, чтобы попрощаться с родителями перед уходом на фронт. Если бы не это его спонтанное и быстрое решение, он и его семья погибли бы в гетто, как скульптор Абрам Бразер. Благодаря жене сохранились семейные легенды и фотографии его довоенных работ, а также две небольшие скульптурные работы – пепельница «Журавль» (“Жораў”) и вырезанная из дерева скульптура «Крестьянка», а также графический портрет маленькой дочери. 

Заслуженный художник России К. Юон относил его к талантливым скульпторам вслед за Глебовым, Орловым, Бразером. Из этой четверки молодых скульпторов – надежды белорусской скульптуры – выжил после войны только Алексей Глебов. Жорову не повезло: волей случая ни одна из его значительных довоенных работ не уцелела или не была осуществлена. 

Подарок товарищу Сталину от белорусского народа. Резной сундучок. 1936.

Бесследно исчез уникальный резной сундучок для хранения письма белорусов тов. Сталину, хотя в прессе тех лет сохранилось его подробное описание. Пишут, что именно Жоров сделал резной ларец для подарка Сталину от белорусского народа. На самом деле Жоров был только одним из участников большого коллектива авторов этого уникального экспоната. Над его художественным оформлением трудилась авторская группа в составе Н. Пашкевича, Е. Тихоновича, В. Волкова, Н. Гусева, В. и А. Мурашовых, А. Корженевского. 

На заседании VIII Чрезвычайного Всесоюзного съезда Советов делегация БССР передала в президиум для вручения товарищу Сталину «письмо белорусского народа», вышитое на шелке 70-ю вышивальщицами. Изготовленным по заданию партии и БССР сундуком и впрямь можно было гордиться. 

"Он состоял из кусочков цветного дерева (около 100 тысяч фрагментов). На верхней крышке был рисунок, который изображают на белорусской скатерти. Посредине – орден Ленина, вырезанный из кусочков цветного дерева скульптором Жоровым. Вокруг крышки идут орнаменты слуцких поясов… У сундука есть замок. На ключах выгравировано слово“БССР”. При открытии сундука замок шесть раз звонит. Этот сундук сделан по инициативе Н. Ф. Гикало. Он подбирал рисунки, интересовался каждой мелочью, повседневно следил за этой ответственной работой".

Когда сундук выставили в Музее подарков Сталину в Москве, семья Жорова специально ездила посмотреть на творение отца и мужа.

Не был воплощен в материале и проект памятника «Серго Орджоникидзе в разведке под Борисовом».

Эта скульптурная группа готовилась Жоровым для выставки «Ленин и Сталин – организаторы белорусской государственности» 1939 года. Жорову был предложен этот сюжет, эскиз которого он должен был представить на художественный совет в апреле 1939 года.

Жоров должен был изобразить известный исторический факт: в августе 1919 года правобережную Борисовщину и Борисов оккупировали польские войска. На этом участке Западного фронта сложилась крайне тяжелая обстановка для красноармейцев. Прибывший на станцию Приямино член Реввоенсовета 16-й Красной армии Орджоникидзе, возглавив отряд, ходил вместе с бойцами в Борисов для сбора разведданных, на основе которых было организовано контрнаступление. Известно, что в память этого события именем Орджоникидзе была названа улица и в 1934-м установлен на пьедестале его бронзовый бюст.

При обмене мнениями В. Волков, Е. Зайцев, З. Азгур и А. Пашкевич – члены художественного совета – отметили серьезное отношение молодого скульптора к поставленной им художественной задаче, особенно подчеркнули удачную компоновку скульптуры Жорова и единогласно приняли эскиз.

Жоров создал трехфигурный гипсовый эскиз памятника на одном постаменте, где пластически передал напряжение и сосредоточенность воинов в разных ракурсах, учитывая обзор со всех сторон, необходимый для круговой скульптуры. На выставке экспонировался гипсовый эскиз размером 69 см, но не известно, была ли отлита композиция в масштабе.

Белорусский павильон. ВСХВ. Москва. 1939

Жоров принимал участие и в оформлении первого белорусского павильона Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве. Одна из скульптур Жорова «Лён» была отмечена медалью ВСХВ. Эта скульптура, изображающая не триумфальное предстояние, а тяжелый крестьянский труд, называлась «Девушка треплет лен» и была призвана показать главное богатство Беларуси – льноводчество. Для нее в национальном костюме позировала молодая жена Жорова Фаина. 

Конкурс на памятник дукорским партизанам. 1939

Высшим достижением таланта Жорова мог стать памятник 11 партизанам, расстрелянным и замученным в 1920 году белопольскими оккупантами в местечке Дукоры Игуменского повета (сейчас – Пуховичский район) Минской области. 

К 20-й годовщине освобождения Беларуси от белополяков, 11 июля 1939 года, Управление по делам искусств БССР объявило конкурс на лучший проект памятника-обелиска дукорским партизанам. Вместе со скульпторами, которые будут работать на договорных началах, могли принять участие все желающие. 

История дукорских партизан была известна всем. Партизаны дукорской пущи во время советско-польской войны 1920 года разработали смелый план: при наступлении Красной армии они предполагали сжечь мосты, повредить железнодорожные пути и телефонные линии и таким образом остановить связь оккупантов с фронтом. Одновременно планировалось громить и разоружать отступающие вражеские части. Обеспокоенные действиями партизан польские оккупанты подослали в отряд провокаторов. Около 50 партизан вместе с командиром и комиссаром отряда попали в засаду в деревне Хоревичи. Почти две недели их пытали в подвалах бывшего имения Гартингов. Суд спешно вынес приговор для 11 партизан – расстрел. Командир отряда Андрей Блажко и его десять товарищей — комиссар Михаил Рудович, Степан Камлюк, Андрей Кривощекий, Максим Малиновский, Илья и Иван Камлюки, Петр Бурый, Павел Позняк, Андрей Ахрамович, Григорий Катляник – после жестоких издевательств были расстреляны утром 17 мая 1920 года в урочище Пуща. 

«…Они шли медленно, редкой цепочкой, связанные попарно толстой пеньковой веревкой. По обочинам дороги, тяжело ступая, несли наперевес карабины солдаты. Впереди гарцевали офицеры. Замыкал печальное шествие взвод полевой жандармерии. А позади этой жуткой процессии шли сотни жителей окрестных деревень – их гнали на место казни для устрашения. У опушки леса был вырыт глубокий овраг. Арестованных поставили спиной к яме, напротив их выстроились солдаты. Все замерли в тревожном ожидании, напряженные взгляды были устремлены на лица осужденных», – так описал то утро очевидец трагических событий Василий Горбацевич, который в то время работал учителем в дукорской школе. 

Отважные партизаны стали героями его пьесы «Красные цветы Беларуси». Еще пять партизан были осуждены на каторжные работы и погибли в Польше. 

Автору пьесы как односельчанину героев хотелось донести живые образы воинов для нового поколения. То же предстояло сделать и Жорову, только пластическими средствами.

В состав жюри конкурса вошли ведущие скульпторы республики, заслуженные деятели искусств БССР З. Азгур, М. Керзин, А. Грубе, начальник изосектора Д. Генин, живописец Е. Зайцев. Главное требование было в синтезе архитектурных и скульптурных форм монументально решить идею героической борьбы белорусского народа против белопольских оккупантов. Устанавливались премии: за первое – 3000 рублей, за второе и третье, соответственно, 2000 и тысяча рублей.

12 сентября 1939 года газета «Літаратура і мастацтва» сообщала о создании специальной правительственной комиссии по охране памятников истории гражданской войны, революционного движения искусства и древностей под руководством А. Виннера. Комиссия, в которую входили академик Н. Никольский, архитектор Г. Якушко, нарком просвещения Е. Уралова, скульптор З. Азгур, директор Музея революции Н. Греков, должна была в числе многих других памятников обследовать братские могилы и захоронения на месте героической гибели партизан в Дукорах Минской области. До этого на специальном заседании обсуждалось, что многие памятники были установлены в районных городах и селах стихийно, без санкции Совнаркома, и их качество оставляет желать лучшего. Такой скромный обелиск был установлен на могилах партизан в деревне Пережир в 1923 году и к 1939 году выглядел обветшавшим. 

В 1939 году к 20-летию гибели белорусских партизан Жоров наряду с другими скульпторами принял участие в конкурсе. В архивах музея найдены несколько неизвестных доныне конкурсных фотографий. Часть скульптур на них из них, судя по подписи на обороте, авторства Абрама Жорова .

2 января 1940 года газета “Літаратура і мастацтва” опубликовала результаты конкурса и фоторафии выигравших трех проектов. Скульптор Жоров и архитектор, выпускник Пражской академии художеств Оскар Марикс получили в конкурсе первую и вторую премии, а скульптор Алексей Глебов с тем же архитектором Мариксом – третью.

По сохранившимся эскизам видно, что Жоров ориентировался на пьесу Василия Горбацевича, опубликованную в журнале “Полымя” в 1923 году. Трудностью и вызовом для молодого автора стала необходимость изобразить многофигурную композицию из 11 человек в самый драматический момент расстрела. С такой задачей не справился бы и опытный скульптор. Композиция должна была показать мужество героев перед лицом смерти пример народного героизма.  Конкурс давал простор для  новаторских решений. Архитектор Марикс решил ввести в  памятник-обелиск (по условиям конкурса)  элементы классицизма,  колонну с коринфской капителью, высоким постаментом и лестничным спуском.  Первоначальный проект служил своеобразной инсценировкой происходящего.   Ведущая группа партизан бросается в бой с врагом, остальные готовятся, раненые отступаюют назад. Столь пышное архитектурное обрамление памятика вступало в конфликт со скульптурной композицией. Жоров отказывается от сцены боя партизан с оккупантами  и соредотачивается на  изображении  драматизма расстрела.

Центральную часть в произведении занимает образ командира партизан – бывшего балтийского матроса Андрея Блажко. Каждый конкретный герой был пластически решен индивидуально, был соблюден ритм стоящих и сядящих фигур в разных позах, что отвечало лучшим традициям мировой скультуры. Кто-то удерживал падающего товарища, кто-то поднял руку в знак проклятия карателям. 

Фигуры расположились вокруг обелиска, что предполагало круговой осмотр. Такого пластически убедительного памятника еще не было в белорусской скульптуре. Пафос пьесы, которую в 1920-е годы ставили все любительские театральные коллективы, передан и в скульптурной композиции. Особенно впечатляет массивный постамент и классицистическое арочное завершение памятника-обелиска в исполнении архитектора Пражской академии художеств Оскара Марикса. 

К сожалению, и этот памятник остался только в проекте. Это было «время несвершений» в скульптуре, век гипсовых скульптур был недолог. И это понятно. Стилистика многофигурных композиций, и самого постамента, и обелиска была столь сложна, слишком эффектна и пышна, требовала стольких усилий и денежных затрат по формовке и отливке, что установка такого памятника в селе Дукоры была проблематичной. Лучшим проектом этой серии следует признать сохранившийся в фотографии третий вариант, который остался без наград, но своей лаконичностью и монументальностью был более приближен к реальной жизни. 

В 1959 году скромный обелиск в Дукоре был обновлен. Сейчас в центре Дукоры стоит современный памятник 16 дукорским партизанам и 39 бойцам 1-го гвардейского танкового Донского корпуса, погибших в июле 1944 года при освобождении деревни Дукора. 

В 1938 году Жоров участвовал в молодежной выставке в Минске, а в 1939 году – в выставке в Москве – «Сталин и люди советской страны в изобразительном искусстве». 

Он поддерживает активную связь с Новоборисовской гончарной артелью «Красный Октябрь», работает над декоративными вазами, письменными приборами, настенными панно. Дочь вспоминает о керамическом блюде «А.С. Пушкин с няней Ариной Родионовной».

Последнее произведение, известное тоже по фотографическому снимку, – это медальон, посвященный поэту Михаилу Лермонтову, созданный в 1941 году. 

Николай Машковцев в статье, посвященной анализу белорусского изобразительного искусства, указывая на витебскую реалистическую скульптурную школу Керзина, отмечает Жорова как самого молодого и талантливого ученика Керзина, «все произведения которого пока остаются в эскизах». Так они и остались в эскизах.

В 1941 году лейтенант Жоров был призван в армию, он, бывший летчик, рвался на фронт. На фронте занимался аэрофотослужбой, фотографируя с самолета тыл врага. В 1942 году Абрама вызвали в Москву, в штаб партизанского движения, предложив работу и бронь. В Москве он познакомился с Кукрыниксами, начал работать над скульптурной композицией на партизанскую тему. Если бы он остался в Москве, возможно, белорусское изобразительное искусство имело бы шедевр сродни бембелевскому бюсту Гастелло. 

Но как он мог не вернуться в лётный полк, к товарищам? Это было не в характере Жорова.

«Если бы вы могли знать моих друзей! Это герои, заслуживающие лучшего произведения искусства. Какие прекрасные образы! Я делаю зарисовки, главным образом, портреты», – писал он друзьям».

 Однажды самолет сбили, летчики сумели выпрыгнуть с парашютом и уничтожить документы. Как рядовые попали в немецкий плен и были отправлены на товарняке на работы в шахты в Германию. Удалось с товарищем совершить побег, выпрыгнув на ходу из вагона. Пробились, идя пешком по украинским лесам, к партизанам. Там Жоров имел кличку «Партизан Саша». 

 В учетной карточке военнослужащего значится, что он «убыл со службы» 2 февраля 1943 года из 30-й Ивановской запасной стрелковой бригады, которая дислоцировалась на территории Гороховецкого района Ивановской области и больше известна как «Гороховецкие лагеря». Далее о нем долго не было вестей. 

За неделю до Нового года, 23 декабря 1943 года, семья получила от Абрама Жорова последнее письмо. Он пропал без вести на Украине. Ему было всего 33 года. 

«Абрам имел дар талантливого художника, к тому же у него была невероятная работоспособность… Его работы после окончания техникума были значительнее, чем у нас. Его сразу заметили, работы чаще попадали на выставки, и белорусские, и всесоюзные, отмечались премиями… он подавал большие надежды. Жаль, война помешала», – говорил о нем впоследствии народный художник СССР Заир Азгур. 

В семье Жорова как семейная реликвия хранится деревянная скульптура крестьянки, портрет маленькой дочери и небольшой деревянный журавлик. Все остальные немногочисленные его произведения (чуть больше десяти) можно увидеть только на фотографиях. Но даже это виртуальное наследие дает тот «культурный слой», без которого нельзя понять искусство Беларуси трагического ХХ века. 

Автор – Надежда Усова, ведущий научный сотрудник Национального художественного музея Республики Беларусь.

Оформление – Катерина Шитикова, младший научный сотрудник Национального художественного музея Республики Беларусь.